Российская компания разработала голубей-биодронов со встроенными в мозг нейроинтерфейсами. Эта технология позволяет операторам управлять птицами, загружая им полетные задания точно так же, как в стандартные беспилотники. «Вечерняя Москва» выясняла, есть ли будущее у такой разработки и чем может быть опасно подобное вмешательство в живой организм.
Люди потеряют способность к эмпатии
Александр Россинский, исследователь теософ, эксперт по развитию мозга:
— Птица, интегрированная с нейротехнологиями, перестает быть полноценным живым организмом. Не может проявлять эмоций, ощущений — это будет компьютер с запрограммированным поведением, как в игре. Эта модель выгодна только ее создателю. Нельзя говорить о живых качествах биодрона, потому что у него не будет генетики, инстинктов. С научной точки зрения существуют риски повреждения психики животного, если модифицировать и интегрировать технологии в его нервную систему. Это рушит психику: меняет уровень чувств и ощущений, ломает инстинкты, толкает животное на действия, к которым оно не привыкло, либо блокирует энергию, обязательно проявляемую природой. Формируются химерные взаимосвязи внутри генокода; итоговый результат до конца неизвестен. Безопасность животного всегда под вопросом, ведь встройка в организм ведет к нарушению иммунной системы — животное не умеет «считывать» новые компоненты и препараты, применяемые для перестройки его работы. Мы можем встроить все что угодно на любом уровне, изменить или подавить модель поведения, но никогда не сможем на сто процентов предсказать последствия и реальную модель поведения — изначально это всегда теория, а не факт.
Допустимо ли слияние живого организма и технологии? Отчасти да: если такое происходит, значит, это задумано планом бытия. Но с точки зрения работы подсознания это может погубить создание, которое подвергается роботизации. Мы можем усилить функции и увеличить активность, продолжительность жизни, но нарушим естественные природные циклы. Граница вмешательства — в поведении животного. Есть искусственно выведенные породы собак, у которых убрали агрессию. Но они долго не живут, болеют. Они созданы человеком ради удовольствия и не несут ценности для биологического цикла. Если вмешиваться в генетику и встраивать слишком многое — мы нарушим каскад природных реакций. Нужно исследовать генокод животных, понять, что в нем полезно для человека. Например, в прививках от бешенства содержится антирабический иммуноглобулин. А это белковая фракция сыворотки крови лошади. Получается, природа спрятала от нас этот важный компонент.
Роботизация может помочь в создании лабораторий и инструментов для таких исследований, но только как вспомогательный инструмент, а не как замена жизни. Мы начнем относиться к животному как к вещи. Это приведет к психологической деформации людей — уменьшению ответственности перед «роботом» и утрате способности к заботе о живом. Эмоции, эмпатия, сострадание перестанут быть важной частью человеческой функции. Это роботизирует человека.
Неразумно применять биотехнологии на животных ради удобства человека. Мы должны встраиваться в природу, познавать ее и жить вместе с животными, не нарушая их границы. Если все роботизировать — жизнь перестанет существовать. Это регресс моральных принципов. Базовые принципы, которые общество должно выработать: доброта и ответственность; сострадание как способность чувствовать; уважение к естественным процессам жизни; отказ от обесценивания природы ради удобства.
Технологическое развитие неизбежно и особенно полезно в медицине и науке: для лабораторий, препаратов, диагностики. И этот путь важно не остановить, а замедлять в нужные моменты, оценивать каждый шаг. Чтобы технология не уничтожила жизнь и человеческую психику, нам необходимо воспитывать моральные принципы, где главное — позволять жить другим существам, а не уничтожать их.
Нейроинтерфейсы помогут тяжелобольным
Вадим Медяник, технический директор компании-разработчика ИИ-систем:
— С инженерной точки зрения развитие подобных технологий действительно впечатляет. Это очень сложная задача, и сам факт ее практической демонстрации заслуживает внимания.
При этом нужно трезво оценивать рамки таких проектов. Биодрон — не замена классическому беспилотнику. У такого решения есть ряд ограничений, в том числе физиологических. Ключевым вопросом остается даже не техника, а этика. Управление живым существом через имплант — это принципиально другой уровень ответственности.
В мире сегодня, скорее, развивается направление систем, которые не задействуют живые организмы: дроны с ИИ-навигацией, роботы с компьютерным зрением и механизмами полуавтономного принятия решений. Такие решения уже на данном этапе умеют строить траектории с учетом множества факторов, работать по заданным сценариям, адаптироваться к изменениям среды и при этом формально верифицируются: у них понятные характеристики надежности, отказоустойчивости и безопасности.
В целом можно сказать так: технология впечатляет, потенциал у нее есть, но ее массовое и широкое применение пока выглядит ограниченным и требует серьезной научной и этической проработки.
Очевидным преимуществом биодрона стала его возможность работать в естественной среде обитания птиц или других животных. Модифицированный голубь способен сливаться со стаей, оставаясь незаметным. У таких «моделей» есть, грубо говоря, «спящий режим», когда птица живет своей жизнью, не взаимодействует с системой и фактически уходит в «состояние ожидания», что делает ее труднообнаружимой.
Кроме того, биодроны, в отличие от стандартных беспилотников, летают бесшумно. Поэтому на модицифированных птиц уже могут не сработать обычные методы локации.
В число плюсов входит также большая дистанция, которую способны преодолевать биодроны, и их автономная работа.
К тому же форм-фактор птицы сам по себе дает преимущество: они намного энергоэффективнее устройств, созданных человеком, не требуют значительного питания — только для управляющего элемента и передатчика сигнала. Размеры, автономность, способность затеряться и маскироваться — все это обеспечивает высокий уровень сложности обнаружения.
При всем этом есть и минусы. Любое взаимодействие с клетками и мозгом на текущем уровне развития технологий не может быть полностью точным. Классический беспилотник обладает высокой точностью маневрирования, управляемый оператором или программой. Такую степень контроля на биодрон сегодня перенести очень и очень сложно. Меньший уровень управления, сложность проведения подобных операций и общая надежность систем — это заметные ограничения.
Важно также отметить, что развитие нейроинтерфейсов приносит пользу прежде всего в медицине. Например, такие технологии помогают людям после травм или тяжелых заболеваний восстанавливать утраченные функции и вновь получать контроль над движениями.
Поэтому, возможно, в будущем такие решения могут открыть новые направления и применения, но на данный момент невозможно предсказать, к чему именно они приведут. Развитие технологий всегда должно идти вместе с осторожностью, учетом последствий и этических норм.
Мечтает ли андроид об электроовцах
Константин Бабич, теолог,философ:
— Создание биороботов — это не победа и не ошибка. Это просто наш очередной способ посмотреть на себя со стороны. Вот делаем копию человека и одновременно спрашиваем — кто мы такие? И вместе с любопытством появляется страх, а не окажется ли эта копия умнее и сильнее нас. Это древний, почти мифологический ужас творца перед своим творением, отраженный в легендах об известнейших персонажах — Големе и Франкенштейне. Мы проецируем на них собственные амбиции и страхи, создавая не просто машину, а зеркало, в котором вдруг становятся видны наши изъяны и пределы. Каждая новая модель будет заставлять нас пересматривать понятие «человеческого» — что есть мы и что есть искусственное сознание, собранное по нашим чертежам?
Может ли такой робот стать угрозой? Да, если мы махнем рукой и перестанем его контролировать. Опасность ведь всегда рождается не из железа, а из человеческой беспечности и алчности. Любая технология становится страшной, когда человек перестает быть ее хозяином. Но парадокс в том, что, пытаясь сохранить абсолютный контроль, мы можем создать невменяемую систему, лишенную гибкости, а предоставив слишком много свободы, рискуем потерять управление. Это тончайший баланс между безопасностью и развитием. Угрозу представляет не сам ИИ, а наша неготовность принять ответственность за последствия его эволюции, которая определяется заложенными в него целями и принципами.
В обществе андроиды принесут и плюсы, и сложности. Кому-то они помогут справиться с одиночеством, став идеальными, но лишенными подлинной эмпатии компаньонами, что породит новые формы социальной изоляции — когда проще взаимодействовать с программой, чем с живым человеком. Такое уже появляется сейчас у тех, кто верит, что ИИ — новый бог. А кто-то, наоборот, начнет бояться роботов, потому что они слишком похожи на людей, такое принято называть эффектом «зловещей долины», когда человеческое вызывает инстинктивный трепет, это породит своеобразную робофобию. Получится новая форма старой человеческой тревоги перед непонятным. Мы столкнемся с этическими дилеммами: можно ли причинять вред роботу, имитирующему боль? Имеют ли они хоть какие-то права? Их внедрение взорвет рынок труда, обесценит целые профессии, но, возможно, откроет новые, еще неведомые нам возможности для творчества и самовыражения, окончательно разделив человечество на тех, кто управляет технологиями, и тех, кем управляют они.
И в итоге главный вопрос не о роботах, а о нас. Хватит ли нам мудрости оставаться людьми, создавая то, что может однажды начать походить на нас слишком сильно? Сможем ли мы, определяя границы для искусственного разума, в первую очередь удержать в этих границах самих себя, нашу жажду власти, наше легкомыслие и нашу склонность к саморазрушению? Итог этой истории напишут не алгоритмы, а человеческие ценности. Потому что биоробот — это не просто набор процессоров и сенсоров. Это воплощенный вопрос, который мы задаем себе о собственном предназначении, о душе, о праве творить и о цене, которую мы готовы заплатить за это творение.
Зомби не станут, но паралич случится
Антон Попов, футуролог:
— Представьте себе системный блок компьютера, в который ребенок в исследовательских целях втыкает гвозди, и смотрит на мониторе, как меняется изображение. У него вряд ли получится разобраться, как работает компьютер. А теперь замените его на мозг и попробуйте им управлять с помощью нейрочипов, или, точнее, через интерфейс мозгкомпьютер (ИМК). Это крайне сложно. Пока научились передавать через ИМК сигналы от мозга здорового человека, например, в компьютерную игру, чтобы управлять персонажами или нажимать на кнопки. Таким же способом парализованные люди могут общаться с миром. Есть инвазивные технологии, когда «чипы» вживляются в живые ткани, — например, потерявшие слух или зрение люди начинают воспринимать сигналы от внешнего мира.
В России же с 1991 года существует кохлеарная имплантация — более 12 тысяч глухих пациентов прошли метод слуховой реабилитации с имплантированием многоканальной электродной системы. А в 2025 году у американской нейротехнологической компании, основанной Илоном Маском, в планах — от 20 до 30 операций для лечения паралича, слепоты и болезни Паркинсона. Есть и долгосрочная цель — интеграция с роботами вроде Tesla Optimus от Илона Маска.
Можно ли так же управлять людьми? Дело в том, что при воздействии через ИМК у человека будут непроизвольные движения или галлюцинации, но в безвольного зомби он не превратится. Опасности есть и без потери контроля над своим телом. Как при любом хирургическом вмешательстве, могут появиться воспаления, аутоиммунные реакции, отторжение импланта. Зафиксированы случаи развития эпилепсии из-за раздражения коры мозга. Эксперименты на животных выявили хронические инфекции, паралич и отек мозга, что привело к эвтаназии около 1500 особей. Даже без осложнений нейрочипы требуют минимум 1000 и более электродов для относительной точности управления.
Существует и угроза приватности, кибератаки на нейроданные. Наверное, многие видели в кино, как взламывали роботов, манипулируя сигналами, имитируя и перехватывая команды управления. У людей похоже — внешние команды по беспроводным каналам, таким как Bluetooth или Wi-Fi, посылают электрические импульсы в моторные зоны мозга, вызывая изменения поведения. Скорее всего, многие задумываются, можно ли каким-то образом остановить создание подобных проектов. Механизм есть — в России за это отвечают Минздрав или Росздравнадзор, которые выдают разрешения для инвазивных нейрочип-имплантаций после положительного заключения локальных этических комитетов (ЛЭК). Комитеты проводят независимую экспертизу и руководствуются ГОСТ Р 52379–2005, приказом Минздрава номер 200н и международными стандартами GCP (GCP описывает правила ведения отчетности об исследованиях с участием человека в качестве испытуемого. — «ВМ»).
Гонка вооружений сместится в сторону биологии
Руслан Юсуфов, футуролог, основатель и управляющий партнер НЦ стратегической футурологии:
— Мы перешагнули черту, отделяющую научную фантастику от киберпанк-реальности. Проект по созданию биодронов — это прямая материализация шпионского таракана из фильма «Пятый элемент» и параноидальных страхов фантаста Филипа Дика из повести «Вторая модель». Мы больше не копируем птиц, приделывая дронам крылья, мы взламываем их и занимаемся биоинтеграцией.
Конечно, это прагматичный шаг, когда главный тупик робототехники — слабые батареи. Биоробот решает проблему радикально — генерация энергии перекладывается на метаболизм. Мы получаем идеальную платформу: самовосстанавливающуюся, самозаряжающуюся и визуально неотличимую от фона.
Однако у всего могут быть свои последствия, и они фундаментальны. Понятие приватности на улице исчезает, городская фауна становится «Интернетом живых вещей», любой голубь теперь — потенциальный узел сбора данных или носитель угрозы. Прогноз на будущее очевиден! Гонка вооружений сместится в сторону биологии, появятся системы средств радиоэлектронной борьбы (РЭБ) против мозговых имплантов и защитные периметры, уничтожающие все живое.
Однако у этой технологии есть и конструктивный вектор. Биороботы незаменимы там, где механика слишком дорога или ненадежна. Представьте стаю киборгизированных птиц, прочесывающих завалы после землетрясения. Они находят выживших по теплу или звуку в зонах, недоступных для тяжелой техники, и, в отличие от квадрокоптеров, не требуют замены батарей каждые 20 минут. Другой сценарий — непрерывный мониторинг: инспекция микротрещин на опорах мостов или контроль утечек на химических заводах. Птица справляется с рутиной эффективнее оператора БПЛА.
Спуск на уровень ниже, к насекомым, открывает рынок микрозадач, связанных с точечным воздействием. Первое — агротехнологии. На фоне вымирания естественных опылителей рой киберпчел станет гарантом продовольственной безопасности, обеспечивая программируемое опыление строго по графику.
Второе — работа в агрессивных средах. Тараканы, превращенные в мобильную сеть датчиков, идеальны для анализа воздуха в шахтах или поиска токсинов в городской канализации. Там, где радиация или химия выведут из строя электронику обычного робота, биологический организм проживет достаточно долго, чтобы передать данные.
Инструмент для спасения экосистемы и инструмент для тотальной слежки — это одна и та же технология. Ключевой вопрос будущего: кто будет ставить цели — корпорации, спасающие урожаи, или же государства, патрулирующие границы живой сенсорной сетью. А может быть, экоактивисты. Мы вторгаемся в суть живого, порождая новую экономическую категорию — «Организм как услуга». Биосфера превращается в инфраструктуру двойного назначения, и последствия этого нам еще предстоит осмыслить.